1

Amo l’apparizione del tessuto
quando una, due, più volte
manca il fiato e infine arriva
il sospiro che risana.

E tracciando verdi forme,
quasi archi di vele in regata
gioca lo spazio assonnato,
bambino ignaro della culla.

novembre 1933 – luglio 1935

2

Amo l’apparizione del tessuto
quando una, due, più volte
manca il fiato e infine arriva
il sospiro che risana.

Benessere e tortura nell’attesa
dell’attimo sempre più vicino,
e nei miei borbottii di colpo risuona
l’espansione ad arco.

novembre 1933

3

Farfalla, donna musulmana,
avvolta in un lacero sudario,
creatura di vita e di morte,
così grande – tu, vera!

Enormi baffi mordieri
e capo nascosto nel burnus.
Sudario svolto come vessillo,
ripiega le ali, ho paura!

novembre 1933

4

La minima appendice del sesto senso
o l’occhio parietale della lucertola,
i monasteri di lumache e conchiglie,
il parlottio di piccole ciglia scintillanti.

L’inaccessibile, com’è vicino!
E non puoi sciogliere il nodo, né guardare,
come un biglietto che ti infilano in mano
e devi rispondere all’istante…

maggio 1932

5

Superando la fissità della natura
il durazzurro occhio ne penetra la legge:
nella crosta terrestre impazzano le rocce,
dal petto sgorga un lamento-minerale.

E il sordo animalcolo si tende
come per una strada a corno ritorta,
per capire l’eccesso interno dello spazio,
del petalo pegno, e della cupola.

gennaio 1934

6

Quando, distrutto l’abbozzo, 
ti sforzi di trattenere nella mente 
il periodo senza pesanti glosse, 
unito e uno nella notte interiore, 

e, gli occhi socchiusi, la frase si regge 
unicamente sul suo slancio – 
sta, quel periodo, alla carta 
come la cupola ai cieli vuoti.

novembre 1933

7

E Schubert sull’acqua, e Mozart nel chiasso degli uccelli,
e Goethe che fischiettava lungo il sentiero serpeggiante,
e Amleto che pensava a timorosi passi – tutti
tastavano il polso della folla, in lei credendo.

Forse il sussurro nacque prima delle labbra,
e senza alberi mulinavano le foglie,
e coloro ai quali consacriamo l’esperienza
prima dell’esperienza avevano già i tratti.

1933

8

E la zampa dentata dell’acero
sguazza negli angoli tondi,
e con le ali delle farfalle
si possono decorare muri.

Esistono vive moschee,
e solo adesso ho capito:
siamo forse una Hagia Sophia
con occhi innumerevoli.

novembre 1933

9

Dimmi, disegnatore del deserto, 
geometra delle sabbie arabiche, 
la furia sfrenata delle linee 
ha davvero ragione del vento? 

– Non mi tocca la trepidazione 
dei suoi giudaici affanni;  
dal balbettio lui modella l’esperienza, 
dall’esperienza beve il balbettio.

novembre 1933

10

Da aghiformi calici appestati
beviamo l’ossessione delle cause,
con uncini tocchiamo grandezze
infime, quasi leggera morte.

E di fronte al groviglio delle asticelle
il bambino resta in silenzio –
dorme, l’universo, nella culla
della piccola eternità.

novembre 1933

11

E dallo spazio esco nel giardino
incolto delle grandezze,
strappo l’immaginaria costanza,
l’autoconsenso delle cause.

E il tuo manuale, infinità, io leggo
da solo, lontano dagli uomini:
selvaggio erbario senza foglie,
libro di problemi delle radici enormi.

novembre 1933

Osip Ėmil’evič Mandel’štam

(Traduzione di Serena Vitale)

“Quasi leggera morte, Ottave”, “Piccola Biblioteca” Adelphi , 2017

∗∗∗

ВОСЬМИСТИШИЯ

1

Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то – четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох.

И дугами парусных гонок
Зелeные формы чертя,
Играет пространство спросонок –
Не знавшее люльки дитя.

Ноябрь 1933- июль 1935

2

Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то – четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох.

И так хорошо мне и тяжко,
Когда приближается миг,
И вдруг дуговая растяжка
Звучит в бормотаньях моих.

Ноябрь 1933

3

О бабочка, о мусульманка,
В разрезанном саване вся –
Жизняночка и умиранка,
Такая большая – сия!

С большими усами кусава
Ушла с головою в бурнус.
О флагом развернутый саван, –
Сложи свои крылья – боюсь!

Ноябрь 1933

4

Шестого чувства крошечный придаток
Иль ящерицы теменной глазок,
Монастыри улиток и створчаток,
Мерцающих ресничек говорок.

Недостижимое, как это близко:
Ни развязать нельзя, ни посмотреть, –
Как будто в руку вложена записка
И на нее немедленно ответь…

Май 1932

5

Преодолев затверженность природы,
Голуботвердый глаз проник в ее закон,
В земной коре юродствуют породы,
И как руда из груди рвется стон.

И тянется глухой недоразвиток,
Как бы дорогой, согнутою в рог, –
Понять пространства внутренний избыток
И лепестка, и купола залог.

Январь 1934

6

Когда, уничтожив набросок,
Ты держишь прилежно в уме
Период без тягостных сносок,
Единый во внутренней тьме,

И он лишь на собственной тяге,
Зажмурившись, держится сам,
Он так же отнесся к бумаге,
Как купол к пустым небесам.

Ноябрь 1933

7

И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме,
И Гете, свищущий на вьющейся тропе,
И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
Считали пульс толпы и верили толпе.

Быть может, прежде губ уже родился шопот
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.

1933

8

И клена зубчатая лапа
Купается в круглых углах,
И можно из бабочек крапа
Рисунки слагать на стенах.

Бывают мечети живые –
И я догадался сейчас:
Быть может, мы – Айя-София
С бесчисленным множеством глаз.

Ноябрь 1933

9

Скажи мне, чертежник пустыни,
Арабских песков геометр,
Ужели безудержность линий
Сильнее, чем дующий ветр?

– Меня не касается трепет
Его иудейских забот –
Он опыт из лепета лепит
И лепет из опыта пьет.

Ноябрь 1933

10

В игольчатых чумных бокалах
Мы пьем наважденье причин,
Касаемся крючьями малых,
Как легкая смерть, величин.

И там, где сцепились бирюльки,
Ребенок молчанье хранит –
Большая вселенная в люльке
У маленькой вечности спит.

Ноябрь 1933

11

И я выхожу из пространства
В запущенный сад величин
И мнимое рву постоянство
И самосознанье причин.

И твой, бесконечность, учебник
Читаю один, без людей –
Безлиственный дикий лечебник,
Задачник огромных корней.

Ноябрь 1933

Осип Эмильевич Мандельштам

da “Sobranie sočinenij v 3 tomach”, a cura di Aleksandr Mec, Progress-Plejada, Moskva, 2003